"Стихи и проза, лед и пламень.."
Elena M
"Она была интеллигентна в прямом смысле этого слова. Она была человеком мыслящим, одаренным, тонким, со своим, только ей присущим восприятием жизни. Чувство юмора не покидало ее даже в самые напряженные моменты. Она умела все: смеяться, грустить, радоваться и увлекаться, "зверски" трудиться над ролью и дружить, заниматься хозяйством в саду и на кухне, обивать таканью мебель, вдохновенно представлять наше искусство за рубежом ."
Августа Михайловна Сараева-Бондарь, подруга Любови Петровны Орловой.
Народная артистка СССР, депутат Верховного Совета СССР, орденоносец Любовь Петровна Орлова - милая скромная Любочка, одинаково ровно и приветливо относившаяся к директору и уборщице, к коллегам и незнакомым людям на улице. Она могла быть простой и доброй, улыбчивой и веселой, а могла - принципиальной и строгой, требовательной и даже суровой. Любовь Петровна была горячо любима всем персоналом театра за свою неизменную вежливость и скромность, но с "хозяйкой" театра - Верой Марецкой - отношения были безнадежно испорчены после того, как Марецкой отдали роль Этель Сэвидж, не спросив, хотя бы из приличия, позволения у Любови Петровны.
Она могла быть очень разной. Вот одна из первых фотопроб - к фильму "Петербургская ночь". Любочка - милая барышня, взгляд чуть лукав, но в общем, ничего особенного, просто симпатичная и скромная молодая женщина. Никаких специальных приемов, все предельно просто, только природное обаяние.
Вторая фотопроба - к фильму "Композитор Глинка". Женщина, знающая силу своей красоты и власти над людьми; взгляд победительницы, привыкшей покорять и очаровывать, по-прежнему немного лукавый, но уже не застенчивый, а прямой и уверенный. Привычно отрежиссированный взгляд снизу вверх - как будто немного удивленный, с "наивно распахнутыми" ресницами.
Две фотографии: одна - знакомая всем, постоянно мелькающая в прессе, из статьи в статью. Растиражированная в 1930-х годах миллионами экземпляров, сверкавшая лучезарной улыбкой с афиш кинотеатров и с открыток, продаваемых широкой аудитории.
Другая - редкая фотография, кадр, не вошедший в фильм. Другое выражение, другой, потаенный смысл - грустная звезда с поблекшим взглядом. Народ не должен был видеть ее такой. Он и не видел, в течение многих лет.
А фото сколь непривычное, столь и удачное. Тут можно увидеть всё. И "обреченную красоту" из дореволюционных российских "жестоких" мелодрам с участием Веры Холодной. И царственно-холодную диву из довоенных голливудских любовно-драматических историй с участием Дитрих и Гарбо. К сожалению, всё это были героини не нашего "романа", не советского. Первому в мире государству рабочих и крестьян требовалось стахановское количество зажигательных улыбок. Поэтому мы теперь можем только вообразить, но уже никогда не сможем увидеть на экране, какой могла бы быть классическая роковая женщина-вамп в исполнении Любови Орловой.
Вот две роли в кинофильме "Весна". Одна - суровая и неулыбчивая ученая, "вещь в себе", "отшельник, живущий в мире своих формул". Как охарактеризовал ее режиссер Громов, "ученый - это пустынник, он думает о будущем и не обращает внимания на сегодняшний день",
Другая - легкомысленная и порхающая актриса музыкального театра, легкая и воздушная, поющая и танцующая.
На кого из них была больше похожа Любочка - Любовь Петровна? Те, кто знал ее только по экранным образам, конечно, скажут, что на вторую. Те, кто имел счастье общаться с ней в жизни, затруднятся в ответе. Она была разной. Оставаясь в кругу только самых близких, могла позволить себе не улыбаться, быть серьезной, сдержанно эмоциональной. Ее хобби - домоводство - дело тоже не слишком веселое. Дома она редко играла на рояле и редко пела просто так, для души. Это была ее работа, она пела в основном тогда , когда репетировала. К своей работе она всегда относилась сверхсерьезно, необыкновенно ответственно и требовательно. Ей приходилось быть деловитой и практичной, зарабатывать на жизнь, договариваться о гастролях и оплате труда, условиях проживания в гостиницах и участия в концертах, заказывать наряды и подбивать каблучки своих туфелек.
Вот на этих двух фотографиях она тоже разная. На первом - серьезная, немного уставшая. Фото тридцатых годов. Вокруг - аресты друзей и коллег. Процессы и расстрелы. Что чувствовала она - "дамочка из бывших"? Разве она могла быть уверена в своей безопасности или в безопасности своих близких? А арест первого мужа разве можно было забыть? Как пишет внучатая племянница Любови Петровны Нонна Юрьевна Голикова, в течение этих страшных лет старшая сестра Нонна начинала каждое утро со звонка Орловой и Александрову и вопроса: "Вы целы?"
Второе фото - конца пятидесятых. Леди на официальном приеме, улыбающаяся победительной улыбкой, сияющяя, как солнце, первая признанная звезда советского кинематографа, с достоинством представляющая советское искусство за рубежом. Конечно, зарубежные поездки доставляли ей немало удовольствия, признание и комплименты знаменитых людей были необыкновенно приятны. Как было сказано в документальном фильме о ней, "она ведь была женщиной и актрисой, а мечта о сцене неотделима от мечты о славе".
И в театральные работы она вносила свою индивидуальность. Хотя, можно предположить, что игра на сцене давалась ей гораздо труднее, чем работа в кино.
Актер на сцене весь на виду, он творит "здесь и сейчас", страдает и мучается, плачет и радуется на глазах у многочисленных зрителей. Он должен "обнажать" свою душу, показывать прилюдно свои чувства, "на потеху публике" раскрывать и предъявлять свое сокровенное.
Любочка - Любовь Петровна была человеком сдержанным, даже замкнутым, никогда и никому не показывала своих чувств и переживаний. Насколько же сложно должны были ей даваться ее театральные работы! Драматические роли в театральных спектаклях слишком сильно отличались от того, что она играла в кино, от ее поющих и порхающих героинь. Вместо всепобеждающего энтузиазма и напористости - страдания уставшей от лицемерия Норы, духовное одиночество Лидии и муки непонимания миссис Сэвидж. Это было слишком серьезно и глубоко - как в жизни. А она лучше всего умела блестяще, легко и искрометно играть в сказках Александрова, далеких от жестоких реалий жизни. Рельная ее жизнь, несмотря на внешнее благополучие и достаток, все же была слишком непохожа на сказку, и, возможно, тем сильнее было желание уйти, сбежать, спрятаться в мире светлых фантазий, где талант, труд, удача и горячая вера в свои силы всегда приводили к успеху.
Только две роли - Лиззи Мак-Кей и миссис Патрик Кэмпбелл - дались ей легче и удачнее других, в силу особенностей этих характеров.
Одна - "почтительная потаскушка" или "добродетельная проститутка". Женщина "нелегкой судьбы", но "легкого поведения". И проблемы она решала не слишком серьезные, не на уровне вопроса "быть или не быть". И исполнение этой роли поражало и восхищало зрителей, поскольку на сцене была игривая и обольстительная женщина, не слишком страдающая и далеко не трагичная.
Вторая - знаменитая актриса, женщина с чувством юмора и собственного достоинства, знающая себе цену и ведущая себя соответственно - уверенно, насмешливо, по-королевски своевольно и по-звездному раскованно. Гордо заявляющая, что ей никогда не будет больше 39 лет ни на один день. И режиссером этого спектакля был Г.В. Александров. Работа вдвоем доставляла им обоим огромное удовольствие, тем более, что работ в кино больше не было.
Вот еще две фотографии, сделанные одновременно. Такое чувство, что на них - два разных человека. На одной - аристократка, королева, немного уставшая от суеты вокруг и чуть грустная, будто причастная высшим тайнам.
На другой - успешная, благополучная, счастливая женщина-мечта, богиня, Мадонна, чья улыбка была символом счастья, чьи фотографии висели чуть ли не во всех жилых и рабочих помещениях Советского Союза, как в царской России висели иконы Богоматери.
Первое, "неудачное" фото, осталось лежать в семейном архиве. Второе, "удачное", пошло в тираж.
И никакой "звездной болезни" не было и в помине. Это утверждают все, кто близко или поверхностно был с ней знаком. Вот что пишет один из ее биографов:
"Орловой, безусловно, была по душе ее первостатейность в Стране Советов. Звезда экрана, актриса, она любила хвалу и дорожила ею. Ей нравилось быть обожаемой, несравненной, единственной - и вряд ли такая слабость достойна укора. Тем более, что в глубине души она стеснялась избыточной, истеричной шумихи вокруг себя. Она была слишком умна, слишком воспитанна, чтобы воспринимать все это всерьез. Она прошла хорошую школу жизни и хорошую школу творчества. Она была современницей великих актеров, безмерно восхищалась ими и, будучи гораздо популярнее многих из них, никогда не посмела бы возомнить себя более талантливой, более великой.
Я помню ее человеком здравым и остроумным, помню, как ядовито процитировала она какую-то слащавую статью, где автор взахлеб расписывал явление Орловой народу. И отрезюмировала горько: "Нехорошо! Это же все шелуха. А что за этим стоит!"
Легко догадаться, что имела в виду Любовь Петровна. Адский труд, ангельское терпение, беспрестанную нервотрепку, усталость до чертиков, невидимые миру морщины, болезни и травмы, тысячу всяких запретов и миллион докучнейших забот".
Марк Кушниров, "Светлый путь"